Неточные совпадения
Купцы.
Да уж куда милость твоя ни запроводит его, все будет хорошо, лишь бы, то есть, от нас подальше. Не побрезгай, отец наш,
хлебом и
солью: кланяемся тебе сахарцом и кузовком вина.
Гаврило. По праздникам всегда так. По старине живем: от поздней обедни все к пирогу
да ко щам, а потом, после хлеба-соли, семь часов отдых.
Да это ли одно? возьмите вы хлеб-соль...
Фаддеев, бывший в числе наших слуг, сказал, что и их всех угостили, и на этот раз хорошо. «Чего ж вам дали?» — спросил я. «Красной и белой каши;
да что, ваше высокоблагородие, с души рвет». — «Отчего?» — «
Да рыба — словно кисель, без
соли,
хлеба нет!»
— Ах-ах-ах!
да, никак, ты на меня обиделась, сударка! — воскликнула она, — и не думай уезжать — не пущу! ведь я, мой друг, ежели и сказала что, так спроста!.. Так вот… Проста я, куда как проста нынче стала! Иногда чего и на уме нет, а я все говорю, все говорю! Изволь-ка, изволь-ка в горницы идти — без хлеба-соли не отпущу, и не думай! А ты, малец, — обратилась она ко мне, — погуляй, ягодок в огороде пощипли, покуда мы с маменькой побеседуем! Ах, родные мои! ах, благодетели! сколько лет, сколько зим!
— Дай им по ломтю
хлеба с
солью да фунта три толокна на всех — будет с них. Воротятся ужо, ужинать будут… успеют налопаться!
Да за Липкой следи… ты мне ответишь, ежели что…
— Помилуй, батько! не гневись! вот тебе и нагайка: бей, сколько душа пожелает, отдаюсь сам; во всем каюсь; бей,
да не гневись только! Ты ж когда-то братался с покойным батьком, вместе хлеб-соль ели и магарыч пили.
«Грызиками» назывались владельцы маленьких заведений, в пять-шесть рабочих и нескольких же мальчиков с их даровым трудом. Здесь мальчикам было еще труднее: и воды принеси, и дров наколи, сбегай в лавку — то за
хлебом, то за луком на копейку, то за
солью, и целый день на посылках,
да еще хозяйских ребят нянчи! Вставай раньше всех, ложись после всех.
— Нет, брат, шабаш, старинка-то приказала долго жить, — повторял Замараев, делая вызывающий жест. — По нонешним временам вон какие народы проявились. Они, брат, выучат жить. Темноту-то как рукой снимут…
да. На што бабы, и те вполне это самое чувствуют. Вон Серафима Харитоновна как на меня поглядывает, даром что хлеб-соль еще недавно водили.
— Со всячинкой. При помещиках лучше были; кованый был народ. А теперь вот все на воле, — ни
хлеба, ни
соли! Баре, конечно, немилостивы, зато у них разума больше накоплено; не про всех это скажешь, но коли барин хорош, так уж залюбуешься! А иной и барин,
да дурак, как мешок, — что в него сунут, то и несет. Скорлупы у нас много; взглянешь — человек, а узнаешь, — скорлупа одна, ядра-то нет, съедено. Надо бы нас учить, ум точить, а точила тоже нет настоящего…
Маврина семья сразу ожила, точно и день был светлее, и все помолодели. Мавра сбегала к Горбатым и выпросила целую ковригу
хлеба, а у Деяна заняла луку
да соли. К вечеру Окулко действительно кончил лужок, опять молча поужинал и улегся в балагане. Наташка радовалась: сгрести готовую кошенину не велика печаль, а старая Мавра опять горько плакала. Как-то Окулко пойдет объявляться в контору? Ушлют его опять в острог в Верхотурье, только и видела работничка.
Да вот с той поры и сижу, братец ты мой, в эвтим месте, в остроге каменном, за решетками за железными, живу-поживаючи, хлеб-соль поедаючи, о грехах своих размышляючи… А веселое, брат, наше житье — право-ну!"
— Он! он! — кричал Антон Иваныч, — вон и Евсей на козлах! Где же у вас образ, хлеб-соль? Дайте скорее! Что же я вынесу к нему на крыльцо? Как можно без
хлеба и
соли? примета есть… Что это у вас за беспорядок! никто не подумал!
Да что ж вы сами-то, Анна Павловна, стоите, нейдете навстречу? Бегите скорее!..
Одну минуту мы думали, что радушный хозяин и нас пригласит хлеба-соли отведать,
да он и сам уже начал...
— Вот именно. В другом бы царстве с тебя миллионов бы пять слупили,
да еще в клетке по ярмаркам показывать возили бы. А у нас начальники хлеб-соль с тобой водят. Право, дай бог всякому! Ну, а в промежутках что же ты делал?
— Нет, рюмку водки и кусок черного
хлеба с
солью — больше ничего! Признаться, я и сам теперь на себя пеняю, что раньше посмотреть на ваше житье-бытье не собрался… Ну,
да думал: пускай исправляются — над нами не каплет! Чистенько у вас тут, хорошо!
— Вяземский едет ко мне? — сказал Морозов. — Что он, рехнулся?
Да может, он едет мимо. Ступай к воротам и подожди! А если он поворотит сюда, скажи ему, что мой дом не кружало, что опричников я не знаю и с ними хлеба-соли не веду! Ступай!
— Поздно, боярыня! — отвечал Вяземский со смехом. — Я уже погубил ее! Или ты думаешь, кто платит за хлеб-соль, как я, тот может спасти душу? Нет, боярыня! Этою ночью я потерял ее навеки! Вчера еще было время, сегодня нет для меня надежды, нет уж мне прощения в моем окаянстве!
Да и не хочу я райского блаженства мимо тебя, Елена Дмитриевна!
«Нет, — подумал он, —
да будет мне стыдно, если я хотя мыслию оскорблю друга отца моего! Один бесчестный платит за хлеб-соль обманом, один трус бежит от смерти!»
С этого дня начал он новых людей набирать,
да все таких, чтобы не были знатного роду,
да чтобы целовали крест не вести хлеба-соли с боярами.
— А покушать? отобедать-то на дорожку? Неужто ж ты думала, что дядя так тебя и отпустит! И ни-ни! и не думай! Этого и в заводе в Головлеве не бывало!
Да маменька-покойница на глаза бы меня к себе не пустила, если б знала, что я родную племяннушку без хлеба-соли в дорогу отпустил! И не думай этого! и не воображай!
— Вот и для сирот денежки прикапливаю, а что они прокормлением
да уходом стоят — ничего уж с них не беру! За мою хлеб-соль, видно, Бог мне заплатит!
Не по мне вот, что ты так со мной разговариваешь
да родственную мою хлеб-соль хаешь — однако я сижу, молчу!
—
Да вы на
хлеб и на соль-то за что же сердитесь?
Вот моя хлеб-соль на дорогу; а то, я знаю, вы к хозяйству люди не приобыкшие, где вам ладить с вольными людьми;
да и вольный человек у нас бестия, знает, что с ним ничего, что возьмет паспорт,
да, как барин какой, и пойдет по передним искать другого места.
— Нет, пожалуйста! У нас на Руси от хлеба-соли не отказываются. В Англии сорок тысяч дают, чтоб было хлебосольство,
да нет, — сами с голоду умирают, а у нас отечество кормит. Извольте кушать.
— Мой руки
да за
хлеб — за
соль!
—
Да, видно, не под силу пришел! — перервал, усмехаясь, колдун. — Вперед наука: не спросясь броду, не суйся в воду. Ну,
да что об этом толковать! Кто старое помянет, тому глаз вон! Теперь речь не о том: пора за хозяйский
хлеб и
соль приниматься.
— И, батюшка, около нас какая пожива! Проводим его завтра с
хлебом да с
солью, так он же нам спасибо скажет.
— Не торопись, хозяин, — сказал Кирша, — дай мне покрасоваться… Не подходите, ребята! — закричал он конюхам. — Не пугайте его… Ну, теперь не задохнется, — прибавил запорожец, дав время коню перевести дух. — Спасибо, хозяин, за
хлеб, за
соль! береги мои корабленики
да не поминай лихом!
— Не то чтоб жаль; но ведь, по правде сказать, боярин Шалонский мне никакого зла не сделал; я ел его
хлеб и
соль. Вот дело другое, Юрий Дмитрич, конечно, без греха мог бы уходить Шалонского,
да, на беду, у него есть дочка, так и ему нельзя… Эх, черт возьми! кабы можно было, вернулся бы назад!.. Ну, делать нечего… Эй вы, передовые!.. ступай!
да пусть рыжий-то едет болотом первый и если вздумает дать стречка, так посадите ему в затылок пулю… С богом!
— Ведет хлеб-соль с поляками, — подхватил стрелец. — Ну
да, тот самый! Какой он русский боярин! хуже басурмана: мучит крестьян, разорил все свои отчины, забыл бога и даже — прости господи мое согрешение! — прибавил он, перекрестясь и посмотрев вокруг себя с ужасом, — и даже говорят, будто бы он… вымолвить страшно… ест по постам скоромное?
— Уж эти смоляне! — вскричал земский. — Поделом, ништо им! Буяны!.. Чем бы встретить батюшку, короля польского, с
хлебом да с
солью, они, разбойники, и в город его не пустили!
Восмибратов. От
хлеба, от
соли не отказываются.
Да там еще насчет Пеньков…
Да здравствует великий государь!
Простите же вы, гости дорогие;
Благодарю, что вы моей хлеб-солью
Не презрели. Простите, добрый сон.
Хорошо, если цифры останутся только цифрами, то есть будут себе сидеть в подлежащих графах
да поджидать очереди, когда их, наравне с прочими, включат в учебники; но ловко ли будет, если какой-нибудь"иностранный гость", отведавши нашего хлеба-соли, вдруг вздумает из цифр вывести и для нас какую-то аттестацию?
— Как нечего? Что вы, сударь! По-нашему вот как. Если дело пошло наперекор, так не доставайся мое добро ни другу, ни недругу. Господи боже мой! У меня два дома
да три лавки в Панском ряду, а если божиим попущением враг придет в Москву, так я их своей рукой запалю. На вот тебе! Не хвались же, что моим владеешь! Нет, батюшка! Русской народ упрям; вели только наш царь-государь, так мы этому Наполеону такую хлеб-соль поднесем, что он хоть и семи пядей во лбу, а — вот те Христос! — подавится.
— А что ж? или принимать французов с
хлебом да с
солью? А вы, Иван Архипович?
Барам-то вашим это вовсе не по сердцу;
да вы на них не смотрите; они, пожалуй, наговорят вам турусы на колесах: и то и се, и басурманы-та мы… — не верьте! а встречайте-ка нас, как мы придем, с
хлебом да с
солью».
— Народ-то в Богородском такой несмышленый! — примолвил рыжий мужик — Гонца к нам послали, а сами разбежались по лесу. Им бы принять злодеев-то с
хлебом и с
солью,
да пивца,
да винца,
да того,
да другого — убаюкали бы их, голубчиков, а мы бы как тут! Нагрянули врасплох
да и катай их чем ни попало.
— Конечно, батюшка-с, конечно; только — не взыщите на мою простоту — мне сдается, что и Наполеон-та не затеял бы к нам идти, если б не думал, что его примут с
хлебом да с
солью.
—
Да правда ли, что будут
соль и
хлеб давать даром…
—
Да кто ему подносить станет
хлеб с
солью? — чай всё старики…
—
Да что вы это! — восклицала Вера Алексеевна, — вы посмотрите-ка на меня, ведь я тоже
хлеб с
солью; разве ваша коляска выдержит меня?
— Ах, отец Савелий, государь! Время, государь, время. — Карлик улыбнулся и договорил шутя: — Строгости надо мной, государь, не стало; избаловался после смерти, моей благодетельницы. Что! хлеб-соль готовые, кров теплый — поел казак
да на бок, с того казак и гладок.
Бессеменов.
Да… Лучше всем молчать. Но все-таки, Нил… не торовато благодаришь ты меня за мою хлеб-соль… Исподтишка живешь…
Халымов.
Да чудак: зовешь в гости, как не поехать! От хлеба-соли кто же отказывается!
Да уж зараз все одно к одному, скажи мне в последний, старинушка, долго ль нам с тобой век коротать, в углу черством сидеть, черные книги читать;
да когда мне тебе, старина, низко кланяться, подобру-поздорову прощаться; за хлеб-соль благодарить, что поил, кормил, сказки сказывал?..
Отцы мои родные!
Ах, батюшки! Бежать хоть приодеться,
Да хлеба-соли взять, на стол поставить.
За батюшкой послать — служить молебен.
— Как же! Он тут, брат, было такую гармонию изладил, что унеси ты мое горе. Поблагодарил было за
хлеб за
соль.
Да и вам с Настасьей Петровной спасибо: одра этакого мне навязали.